Отца Василия Ильина, настоятеля Никольского Ястребинского храма, как-то спросили, приходилось ли ему самому прибегать к помощи Святителя Николая.

​

— Я вам так скажу: без Святителя не то что меня, но и всего моего рода на свете не было бы! Я сам из Астрахани, и все мои предки там жили. А Астрахань знаете какой город? Многонациональный! Татар там немало живёт… И прадед мой был татарином и, следовательно, мусульманином. А ещё он был рыбаком: ходил по Волге на рыбацкой шаланде, добывал себе пропитание. Представляете себе шаланду? Это такая парусная лодка на несколько человек экипажа, а вместо дна у неё — уходящая под воду сеть. Рыбаки в эту сеть сбрасывали свой улов, чтобы рыба оставалась живой, чтобы живой попадала на рынок. А знаете вы, что такое Волга в своём нижнем течении, в своём устье, где она впадает в Каспийское море, где и Астрахань стоит? Это река, в которой не видно берегов, — широчайшие водные просторы! И бури здесь бывают совсем морские, страшные, с кораблекрушениями! Вот шаланда моего прадеда и попала однажды в такую бурю, и волны разбили её. Весь экипаж разнесло в разные стороны, а прадед уцепился за деревянную решётку, которая служила на шаланде вместо палубы, и спасся. То есть спасся он от немедленной смерти, а на берег его так и не выбросило: носило по волнам очень долго и вынесло в конце концов в открытое море. И конечно, прадед мой, видя такую беду, начал молиться, и сперва молился он Аллаху, но берег всё не показывался. И тогда решил он помолиться христианскому Богу, но не знал, как к Нему обратиться. Только вспомнил он, что у русских есть такой Никола, которого они часто призывают, — стало быть, надо и ему призывать Николу на помощь. И он призвал, и более того: обещал в случае спасения креститься. И Святитель ему помог: волны очень скоро выбросили прадеда на берег. Ну, а вы понимаете: одно дело — обещать что-то в минуту смертельной опасности — тут что угодно пообещаешь, и совсем другое дело — исполнять обещание. Чтобы татарин в полутатарском городе крестился — для этого нужно иметь немалую силу духа. И у прадеда эта сила была. Хотя я-то предполагаю, что эту силу в его душе подпитывала любовь: он влюбился в русскую девушку, а кто же из православных родителей (дело было в конце XIX века) отдаст свою дочку замуж за нехристя? И крестился прадед, и теперь уже никто не помнит, как его звали по-татарски, а в крещении был он Василием. Вот и я, его правнук, тоже Василий!

​

Отец Василий — интересный батюшка. Когда однажды его спросили: «О чём вы мечтаете?» — он ответил: «Мечтаю спастись. Мечтаю спасти душу свою — для священника это очень нелёгкое дело!» А ведь он и к вере пришёл, и священником стал уже во вполне зрелом возрасте…

​

— Если уж говорить о моих личных отношениях со Святителем Николаем, то надо вспомнить и то, что крестили меня в Никольской церкви — в Астрахани, на острове Артём, когда мне было уже 11 лет. Почему меня повели крестить? Не знаю. Родители мои никогда особенно верующими не были, и время было безбожное, и дух в Астрахани был в ту пору весьма неблагоприятный для духовного развития… Мрачное у меня было детство, унывал я часто… Но, так или иначе, а повели меня в эту Никольскую церковь — древнюю, красивую, а шёл я безо всякий охоты, недоумевая, к чему всё это затеяно. И само таинство не произвело на меня какого-то особого впечатления: всё вокруг чужое, и книги читают на непонятном языке… Сейчас мне часто приходится такое наблюдать: приносят ребёнка крестить — а зачем? — и сами не знают; приводят крёстных, которые тоже ни «А», ни «Б» в делах веры не смыслят. Но я-то этого так не оставляю: немедленно начинаю с ними беседы о началах христианства… А в пору моего детства никто подобных бесед не проводил, — и ушли мы из церкви, так и не поняв, что это такое с нами происходило.

​

После этого крещения будущего отца Василия ожидало ещё много безбожных лет, учёба в Астраханской мореходке и в Новороссийском мореходном училище… Но уже к началу 90-х духовные поиски привели его к православию. Предстояли долгие годы диаконского служения…

​

​

​

— Я тогда был диаконом и жил тоже в деревне, но ещё не в Ястребино… У меня в доме перед печью стояла картонная коробка, куда я ссыпал золу. Вот однажды вымел я золу из печи, ссыпал её в коробку и ушёл из дома надолго. Возвращаюсь — что такое? Какой-то запах по всему дому… Вижу: коробки с золой возле печи нет, а вместо неё в полу аккуратная четырёхугольная дыра. Заглядываю в эту дыру и вижу, что по всему подполью зола рассыпана, а коробки всё-таки нет. Что же это здесь случилось? Видимо, горячая зола прожгла пол насквозь (а половицы были старинные, прочные, сантиметров по десять толщиной!). Зола их прожгла и высыпалась в подполье. Бывает ли такое? Ведь если половицы начали тлеть, то вскоре должен был бы и весь дом вспыхнуть!.. А в нашем доме всё не так вышло… Что-то невероятное здесь случилось — настоящее чудо! И вскоре я узнал, что это действительно чудо — чудо Святителя Николая. В ту пору я много общался с одной верующей бабушкой — очень духовным человеком. После того случая встретил я её, и она мне говорит:

— Что за странная вещь у меня дома случилась: икона Николая Чудотворца со стены упала! Висела-висела много лет, а тут вдруг взяла да упала! Да так удачно — на диван; ни стекло не треснуло, ни киот не повредился. Ну, думаю, верно, о беде какой-то Святитель предупреждает. Принялась молиться Угоднику: «Отведи беду, отче Николае!» Молюсь, а на ум всё ты, Вася, приходишь! Я и о тебе слово замолвила перед Святителем: «Пусть у отца диакона всё будет благополучно!» Скажи-ка, Вася, у тебя ничего не стряслось?

— Как не стряслось! — отвечаю. — Должен был случиться пожар, но каким-то чудом не случился!

И рассказал ей про прогоревшие ровным квадратиком половицы.

​

Через несколько лет после этого случая диакона Василия Ильина рукоположили в священника и сразу дали ему Ястребинский приход — то есть, собственно, пустые стены сгоревшей Никольской церкви и крохотную общину православных, которых можно было пересчитать по пальцам. Совсем немного времени прошло — и вот уже храм восстановлен, и на богослужения народ приезжает сюда со всей округи — и из Кингисеппа, и даже из Петербурга. А отец Василий всё возвращается памятью к истокам…

— Я, как уже было сказано, рос в неверующей семье и сам делами духовными в детстве не интересовался… Но вот что странно: родственники мои почему-то частенько говорили, глядя на меня: «Васька-то у нас попом, наверное, будет!» Почему так? А потому, что я с детства не переносил ни табачного дыма, ни матерной брани. Это у меня на всю жизнь осталось: даже когда учился в мореходке, не понимал, как это люди могут сквернить себя вонючим дымом и грязными словами. А люди видели эти мои особенности и решали: «Ну, быть ему попом!» И кто-нибудь непременно добавлял с оттенком уважения: «Да, попы — они люди образованные! Туда кого попало не возьмут!» А я это слышал, и в душе моей безбожной складывалось такое представление, что священство — это некая высота, которая не всякому доступна…

​

С тех пор это понятие о священстве и не изменилось у меня. И я знаю, что священник в первую очередь призван как требоисполнитель. Его задача — правильно служить службу: благочестиво, благолепно, ничего не искажая, не добавляя от себя. Если это исполнишь — стремись ко второму рубежу: обретай святость. Да, ни больше, ни меньше. Это нам и от Господа заповедано — быть совершенными, как Отец наш Небесный, то есть святыми. Чего ты на этом пути достигнешь — Бог ведает, но только мне как-то сказали о монахах: если монах не стремится к святости, то он непременно потерпит духовное поражение — либо впадёт в пьянство, либо одолеет его любостяжание. Я не монах, но к священникам эти слова тоже относятся: если в этой жизни не искать святости, то можно впасть в тяжкое отступление. У всех оно разное: блуд, пьянство, злоба… А самое последнее, как говорил мне духовник, — это всегда сребролюбие: с ним справиться всего сложнее.

​

Я вот что понял: все мы должны быть сосудами с прочным дном, чтобы удерживать благодать Божию. Если не иметь дна духовного, то золотые монеты, которые даются от Бога, выпадут: нет дна в сосуде — и ничего в нём не задерживается. А дно это называется благодарностью. Благодарностью ко всем: родителям, учителям, всем окружающим, и даже к тем, кого мы недолюбливаем, — им-то мы тем более должны быть благодарны! А кому ты благодарен, с тем ты и делишься своим добром, и духовным в том числе. Будешь благодарным — станешь и милосердным. Вот и Святитель Николай: первое качество, которое он в себе развил, — это милосердие ко всем обездоленным. И смотрите, как высоко оно его подняло, на какие вершины святости! Вспомните одно из самых известных его чудес: как он спасал благочестивых дев от скверного брака. Вдумайтесь: какое же это чудо? Просто подарил бедному семейству три мешочка с золотом… Да мы с вами подобные чудеса можем каждый день творить! Если золота нет, делись тем, что имеешь: умом, добротой души, духовным опытом… У каждого своё сокровище от Бога! Так почему же мы не творим таких чудес, почему не делимся с людьми своим богатством? А вот Святитель Николай, хоть и был архиепископом, а оставался доступен простому народу. В этом был его духовный талант, и, как в евангельской притче, он с этого таланта получил в прибыль множество других: и прозорливость, и способность к чудотворению, и многие другие. И эту прибыль он тоже в землю не зарывал, что видно, например, из случая с моим прадедушкой. Когда Господь награждает милостивых, то уж награждает на века. Мы верим, что каждого милостивого человека, каждый милостивый поступок Он не оставит без награды, — а награда эта заключается в способности творить ещё большие милости. Верим в это, о таких дарованиях молимся — и в нашем Никольском храме, и повсюду!

Подготовил Алексей БАКУЛИН

http://www.pravpiter.ru/pspb/n324/ta005.htm

​